Мириам
Значение слова Мириам по словарю Брокгауза и Ефрона:
Мириам (Mirjam, греч. Mariam, Maria) — пророчица, сестра Моисея и Аарона (Исход, II, 4; XV, 20 и сл.; Числ., XXIV, 59). Умерла в Кадеше (Числ., ХХ, 1): М. считалась посланной Богом избавительницей своего народа.
Мириам (псевд. Зенона Пшесмыцкого, Przesmycki) —
выдающийся польский поэт-символист. Род. в 1861 г.; окончил варшавский унив. по юридич. фак.;
долго жил за границей, познакомился с франц. символизмом и сделался его толкователем и пропагатором в польской поэзии.
Перемена во взглядах М. на задачи поэзии связана с его переводами из Мэтерлинка (1891) и с изучением символизма
вообще. С 1901 г. М. издавал в Варшаве
журнал "Chimera",
около которого группировались модернисты. А.
Ланге называет М. первым, кто "почуял
приход нового момента — весны для поэзии", кто "вместо звуков поэзии издал
тревожный крик:
поэзия замолкла"! В
исследовании о Мэтерлинке М. говорит, что искусство
всегда было символическим и
должно открывать безграничные сверхчувственные кругозоры; оно
сродни магнетизму, гипнотизму, пророчеству; поэт обладает
интуитивной способностью "чувствовать факты", которые
впоследствии подтвердит наука; поэзия должна быть путеводительницей народов"... "Поэзия родилась над безднами,
когда укутанный мраком и тишиной спал еще хаос; но
неведомая песня звучала уже в шуме вод и в тиши скал, в ленте радуги и солнечном тумане. Она росла в
течение тысячелетий — от пестрых книг Рамайяны до песен
Данте и
проклятий Байрона... И горе тем временам, когда безмолвная поэзия
ничего не говорит людям-карликам, когда ее
радуга лишена красок;
бессмысленно вглядываясь в мглистую даль, человечество идет, само не зная — куда, и заботится лишь о хлебе". В другом
стихотворении М. дает поэту совет: "Если ты заблудился в мире грёз, в этом волшебном благоухающем лесу, где
можно разбудить спящую царевну, — не возвращайся уже к людям;
спрячься лучше под
гробовой камень... Ты дал что имел. Ты красоту красот отнял у
бесконечности и дал ее пространству, времени; ты дал форму, которую не запачкает грязь; ты дал жар, которого не остудит мороз; ты дал
толчок духу,
который угасал
среди масс в мире грез" ("Tw ó rcy").
Значение М.-творца
значительно меньше заслуг его как теоретика символизма и переводчика (из Юлия Зейера, Врхлицкого, Леконта де Лиля, Верлена, "молодой Бельгии" и др.). Как
лирик, по мнению новой польской критики, М. мало индивидуален;
стихи его звучны и прекрасны, но в них мало искренних
излияний. Лирика его светит, но не греет; она
слишком паутинна и летуча. М. чувствует
бесконечность, но не знает, во что
верить... Он жалуется, но не богохульствует; страдает, но не безумствует; убежден в
тщетности человеческих исканий — но не ищет
успокоения в Нирване или смерти (Т.
Грабовский). По мнению Фельдмана, М.,
космополит и
аристократ, "стоит на
столь удаленной от
земли вершине культуры, что не достигает низин жизни, где копошатся черные толпы и
несложные по
физиономии народы".
Внешность стихотворений М. безукоризненна: звучные рифмы,
гибкий язык,
изысканные обороты,
возвышенные образы. Из сокровищницы символизма он взял все
элегантное. Наиболее характерен для
определения смены основных
настроений в
творчестве М. его
лирический сборник:" Z czary mł odo ś ci" (1893) в трех частях: "Упоения", "Муть в кубке" и "Примирение".
Упоение он находил в самых незатейливых видах природы; утро,
вечер, луна,
звезды, горы,
степь и море — все приводило его в
восторг. Но когда он
однажды отдыхал на мягком мху под соснами, а на закате тянулась
полоса туч, — ему захотелось петь. Он "одевает
мысли словами и пускает
песни в мир,
чтобы они летели,
словно орлы и вихри, чтобы гремели среди людей". Но то был сон. Поэт просыпается и останавливается над вопросом: существует ли такая
песнь, которая "прогремела бы
подобно грозе над остывшим земным шаром? И
может ли окаменевшее человечество
принять в свою
грудь что-нибудь, что выше
разряженной куклы или золотого металла"? И в тоскующем шуме сосен и тихом шепоте пахучих трав он разобрал совет: "Пой от сердца" ("W parowie").
Отсюда идут те
мотивы, которые составляют
содержание второй части сборника:
охлаждение чувства, сомнение, равнодушие, отчаянные вопросы "зачем жить?
зачем трудиться? зачем страдать"? ("Męty w puharze"). В третьей части М. старается
создать более ясный взгляд на
жизнь. Счастье представляется ему
реально возможным
только при
отсутствии сознания, меркнущим при первом
появлении анализа; но так как "погруженные в бездну мрака, души должны
лететь к свету, словно ночные бабочки", то он приветствует прометеевскую
склонность к исследованию, которой отличается
человеческий род ("Rozmowa z duszą"), приветствует
вечно неспокойный человеческий дух, который не удовлетворяется опытным знанием и стремится
постичь тайну, лежащую вне этого
знания ("Metafizyka"). Приветствует он и "вечное
кипение жизни, бури, затишья, закаты, зори,
краски, тоны, солнечные и звездные лучи". Ему
кажется, что все в природе и в его
сердце кричит: "да здравствует жизнь" ("Ave vita"). М. верит, что этот "святой огонь"
никогда не угаснет; и если у людей не
хватит дров, они сами взойдут на
костер, ожидая, что в это
время "вдали зазвучит
голос возрождения, воскресенья" ("Swię ty ogie ń").
Литературу о М. см. в статье о
Каспровиче (Доп.).
А.
Яцимирский.
Мириа..
Мириам
Мирибель